Петр II. Альтернативный. Петербург. (Дилогия) - Страница 174

174

— Вот смотри, Иван, если поменять это стекло на другое — получим иное лицо с другим носом. А если заменить это стекло — изменится борода.

— Для чего сия забава, Государь?

Я объяснил мучения Коровина с составлением портрета преступников со слов очевидцев.

— Когда он много раз переделывал один и тот же портрет и спрашивал, который похож больше, бедные крестьяне уже начинали путаться и готовы были согласиться на любой вариант, лишь бы Коровин от них отвязался. В итоге, сходство с оригиналом оказалось очень отдалённое. С этим же твоим фонарём, да с набором стёкол с разными формами носа, бороды, глаз и прочего любой человек, даже не художник простым подбором может получить портрет преступника. Достаточно спросить видевшего негодяя человека: «нос такой или может быть вот такой?», «глаза эти или вот эти?». На лицах зрителей первого в мире показа работы прототипа диапроектора появилось понимание, и я обратился к мастеру.

— Тебе нужно будет переделать фонарь так, чтобы перед линзой появились узкие секции для вставки стёкол. Вставлять наверное лучше сбоку чтобы не бились.

— Сделаю, Государь.

— Думаю, десятка секций будет достаточно. И посоветуйся с Коровиным. Он нарисует варианты носа и прочих частей лица нормальной стойкой краской по стеклу.

Надеюсь, гравёр найдёт подходящий рецепт краски, а то мои каракули уже поплыли и размазались.

Осень — время ассамблей и балов. Русские за последние годы вошли во вкус развлечений по-европейски, хотя по мнению французского поверенного в делах Ле Маньяна развлекались с присущим этому народу безудержностью и куражом. Тем не менее, на вечерах при посольстве Франции хозяева старались приучить гостей к стилю и изяществу, принятых в лучших салонах Парижа. Сегодня в особняке собрались в основном «свои», то есть французы, нашедшие своё место при петербургском дворе или русские — друзья Франции. Маньян переходил из комнаты для танцев в курительную, а оттуда в обеденную залу или шахматную комнату. Перекидывался короткими диалогами с гостями и шёл дальше, приглядывая чтобы всем пришедшим в его дом в этот ненастный осенний вечер было уютно и комфортно.

Настроение у него было грустное, хотя он и не подал виду. Сегодня утром с почтой из Франции пришло печальное известие о внезапной кончине очаровательной маркизы де При. Фаворитка герцога де Бурбон, ещё год назад бывшего первым министром юного короля Людовика XV, пользовалась безмерной любовью своего покровителя и оказывала огромное влияние на политику королевства. И вот её не стало по неясной причине. Ходят слухи о скоропостижной болезни и самоубийстве, но нельзя исключать происки врагов.

«Ах, Жанна, никогда больше ты не порадуешь гостей шато Белесба своей непревзойдённой игрой на клавесине!» — сокрушался дипломат. — «Мир жесток! Ещё недавно ты выбирала невесту королю, а теперь таинственно погибаешь в нормандской глуши».

Хотя Маньян и принадлежал к враждебной герцогу Бурбону партии, но в тайне восхищался красотой и умом блистательной Жанны де Пленёр, маркизы де При.

— Вы чем-то озабочены, дорогой друг?

Жан Арман де Лесток, лейб-медик цесаревны Анны Петровны, герцогини голштинской, сумел застать французского посланника врасплох.

— Нет-нет, Жан, всё хорошо. Лучше подскажите, как продвигаются ваши дела на медицинском поприще? Я слышал, что вы и Дювернуа готовите переворот в анатомической науке?

— Ну что вы, сударь, ничего особенного. Дювернуа действительно добился определённых успехов в препарировании трупов, но я специализируюсь на жизни только зарождающейся. Его величество запретил мне увеселения и поставил задачу набраться опыта на приёме родов у столичных горожанок. Ничего сногсшибательного, обычная рутинная работа в клинике.

— Я не узнаю вас, Жан. Скромность вам к лицу, но ходят слухи об уникальной операции которую вы провели недавно.

— Это операция называется кесарево сечение. Её практиковал ещё наш с вами соотечественник Амбруаз Паре больше ста лет назад. Но я научился делать операцию так чтобы не только у новорожденного, но и у женщины оставался шанс выжить. Всего лишь несколько правильно сделанных швов и последняя пациентка сумела выжить и уже поправляется. Однако всё это чрезвычайно рискованно. Только отсутствие других вариантов для выживания моей подопечной дало мне смелость на этот рискованный шаг. Молю Бога, чтобы мне не пришлось делать того же для Анны Петровны.

Лесток умолчал, что три другие женщины, которым он делал подобную операцию за последние недели, так и не оправились после родов.

— Как здоровье её высочества? Вы, наверное, скоро отправитесь в Киль, вслед за своей госпожой?

— Спасибо, она чувствует себя хорошо, и я отправлюсь в Голштинию в ближайшие дни, пока осенние шторма не перекроют мне путь.

Собеседники подошли к группе придворных художников во главе с живописцем Караваком и скульптором Растрелли. Завязался разговор об императорском конкурсе на жанровую картину, в котором первый придворный художник также принял участие.

— Вы уже выбрали сюжет для своего полотна, Луи? — поинтересовался у Каравака, улыбаясь, Лесток и, не дожидаясь ответа, предложил тему из скабрезного анекдота.

Ле Маньян незаметно оставил эту группу хохочущих людей и подошёл к курящему в одиночестве генерал-лейтенанту де Кулону, главе Инженерной конторы и школы. Обменявшись приветствиями с соотечественником, дипломат принял от вышколенного лакея свою трубку и молча встал рядом, наблюдая за остальными посетителями. Особенно ему были любопытны два юнкера Собственной императорской канцелярии. Молодые офицеры, собранные под эгидой пятого отделения этого многообещающего заведения грозили стать в ближайшие годы во главе многочисленных правительственных ведомств. Лидер этих «молодых волков», Борис Юсупов о чём-то серьёзно беседовал с унтер-лейтенантом флота Семёном Мордвиновым. Оба они несколько лет учились во Франции и являлись завсегдатаями вечеринок по-французски, подобных нынешней. Но на тесное сотрудничество с представителем иностранной державы не шли. О своих делах и близости к императору старались публично не разговаривать. Секретность в императорской канцелярии соблюдали жёстко. И сейчас, как ни напрягал Ле Маньян свой слух, на таком расстоянии ничего из беседы своих гостей не слышал.

174