Позже меня угощали ухой из местной рыбы и местными знаменитыми кренделями. Рецепт его завезли лет четыреста назад монахи-францисканцы, а потом передали местному пекарю. В середине 19 века между семьями пекарей Вайттиненов и Леппиненов разразилась даже «крендельная война» за правообладание тем самым старинным секретным рецептом! Я расспрашивал о местном хозяйстве. Через Выборг вывозили лес, пиломатериалы, смолу, в Петербург поставляли гранит для строительства. Крупных мануфактур не было. Присутствующий на обеде генерал-адмирал Федор Апраксин рассказывал как семнадцать лет назад штурмовал этот город.
— В марте пришли с восьмитысячным корпусом прямо из Кронштадта по льду и стали возводить осадные укрепления. Брюс с основными силами за проливом, а Берхгольц на юго-востоке с вспомогательными. Земля была тяжелая, мерзлая и каменистая, так что брустверы делали из мешков с шерстью. Так простояли весь апрель. Подвели батареи на достаточное расстояние к стенам и стреляли из своих полевых орудий. В мае Крюйс дождался ухода льда и привел эскадру с осадной артиллерией. Петр Алексеевич тоже прибыл, проинспектировал осаду и похвалил меня. В начале июня начали бомбардировку и за пять дней сильно порушили крепость и город. После этого шведы сдались на условиях свободного выхода с оружием, но тут Петр Алексеевич прибыл в гневе и арестовал всех пленных за то, что в Стокгольме посла нашего Хилкова не отпустили, как договаривались. Мы ихнего выпустили, а они видишь, обманули!
— За это тебе мой дед Андрея Первозванного дал?
— Да. Еще золотую шпагу, помнишь, я показывал тебе, Петр Алексеевич? И чин генерал-адмирала пожаловал.
Граф Федор Матвеевич Апраксин, один из главных сподвижников Петра I. Брат царицы Марфы, вдовы Федора Алексеевича, и еще двоих Апраксиных, Петра (президента юстиц-коллегии) и Андрея (обер-шенка, то есть заведующего дворцовыми винными погребами). Сам Федор являлся главным организатором строительства российского флота, победителем в сражении у мыса Гангут. Отличался гостеприимством, добрым и веселым нравом. Через год ему предстояло умереть, а состояние его поделят родственники. Свой дворец он подарит императору и позже на его месте Растрелли отстроит знаменитый новый Зимний дворец. Сейчас Федор Матвеевич был удручен старостью и борьбой за власть среди его друзей. Один его друг, Меншиков, сослал другого его приятеля, Петра Толстого, в Соловки. Бутурлин, Нарышкин, Девиер тоже подверглись гонениям. Расстраивало и печальное состояние флота. После бурного строительства при Петре Великом уже несколько лет не закладывался ни один новый корабль, а старые быстро догнивали в порту Кронштадта без дела.
— Христа ради, Петр Алексеевич, отпустите меня на покой!
Я вздохнул и взглянул на Меншикова. Александр Данилович принялся успокаивать старого адмирала. В отставку он его не отпускал, видимо опасался, что идущий ему на смену голштинец Сиверс может усилить партию цесаревен, с которой сейчас обострилась придворная борьба.
В паре верст от бастионов рогатой крепости Выборга находилось городское православное кладбище. После присоединения к России, постановке сильного гарнизона и начала притока гражданского населения из глубин империи, кладбище неуклонно росло. В одном из уголков нашлось несколько могил солдат, погибших во время осады. Так как штурма не было, могил этих было относительно немного. Но я на вскидку, насчитал больше сотни — от холода и болезней умирали часто гораздо больше на войне чем от пуль и ядер. Еще какое-то число русских солдат было похоронено за проливом, где стояла основная группа войск. Пока я стоял, молча разглядывая кресты, гвардейцы расчистили могилы и возложили живые полевые цветы в форме креста на каждую. Я посоветовался со своим духовником отцом Тимофеем насчет обряда. Искусственных цветов в это время не делали. Тем более надписи на венках. Лет через двести такой древнеримский обычай придет в Россию и церковь не вполне его одобрит, как и светскую музыку на похоронах. Но живые цветы на могилы приносили еще первые христиане. Отслужили молебен. Залп из фузей роты гвардейцев всполошил птиц, взлетевших с окрестных деревьев. Офицеры и придворные, последовали моему примеру и возлагали цветы и венки на могилы солдат и офицеров, похороненных в этой земле, совсем недавно ставшей русской.
В обратный путь в сторону Петербурга я отправился верхом, в сопровождении Лейб-Регимента и части свиты. Это дольше чем морем, но все эти маневры были частью моего плана сближения с армией. Да и приятно было путешествовать в июне по этим красивым лесам. Дорога была хорошо расчищена, иногда деревья расступались и было видно море.
Осадную артиллерию так и не дождались. Идея её перевозки по суше оказалась неудачной. Собственно, если в этом варианте истории предстоит осада Данцига, Перекопа или Очакова — тяжелые осадные орудия можно будет перевозить реками и морем на стругах, галерах или линейных кораблях. Странно, что никто из моих генералов не посоветовал везти орудия морем. И ведь спросить не с кого! Военная коллегия выполняла функции Генерального Штаба (которого в этом времени еще не было) лишь отчасти. Меншиков тянул одеяло главнокомандующего на себя, Апраксин с флотом отдельно, генерал-фельдцейхмейстер Гинтер с артиллерией отдельно, генерал-кригскомиссар Чернышев со снабжением отдельно.
По тракту я ехал рядом с Меншиковым. Князь изредка надрывно кашлял, сетуя что курение до добра не доводит. Насколько я знал, у него был туберкулезный артрит, поэтому старался держаться от него на расстоянии и молил Бога уберечь от заразы. По моей просьбе, герцог Ижорский вспоминал начало нашей польской компании в Северной войне.