Петр II. Альтернативный. Петербург. (Дилогия) - Страница 28

Итак, отношения двух империй замечательные, но, находясь на пике дружественных отношений, можно начать терять позиции и работа посланника венского двора состоит в том, чтобы предугадать и помешать неприятным тенденциям. Доставленное сегодня курьером послание из Парижа говорило о заключении сепаратного мирного соглашения Австрии и стран Ганноверского союза. Что это изменит? Войны с Францией в ближайшие годы не будет. Русские будут довольны. Англичане прекратят пиратские операции против имперских судов, за исключением злосчастной Остендской компании. Русские будут довольны. Зато недовольны будут испанцы, увязшие в осаде Гибралтара. Вполне вероятно, возмущенные нарушением Веной союзных обязательств они попытаются отхватить у Австрии какие-то владения в Италии, превратившись из союзника во врага. Как к этому отнесутся русские? Вероятно никак, если только не решатся на династический брак с испанской инфантой. А слухи такие были… — граф нахмурился. Испано-российский союз стал бы полным провалом его, Рабутина, миссии. Нужно убедить Головкина и Остермана, что такой акт противопоставит Россию всей Европе на стороне слабейшего. А еще ходили слухи о переговорах с Пруссией о династическом браке сестры императора и сына короля. Пруссия… обычное курфюршество милостью императора стало недавно королевством и продолжает усиливаться. Пока австрийцы воюют с турками, прусаки завоевывают авторитет среди немецких князей и могут помешать реализации Прагматической санкции. Особенно если их поддержит Россия. Нет, нельзя допустить и этого брака! Самое лучшее — закрепить династический союз Вены и Петербурга браком императора на дочери Карла VI, а Великую княжну пристроить за какого-нибудь другого германского герцога, как её теток.

К прогуливающемуся по аллее вельможе подошел лакей и с поклоном доложил, что его дом посетил камергер Его императорского Величества Семен Маврин.

— Проси. — кивнул граф и направился в одну из гостиных особняка. На лице его заиграла привычная обаятельная улыбка, когда он увидел посетителя.

— Добро пожаловать, Семен Афанасьевич! Присаживайтесь, дорогой друг. Выпьем этого замечательного токайского вина.

— Благодарю, граф, я ненадолго, но от вашего великолепного вина не откажусь. Собеседники присели у столика и не спеша занялись дегустированием напитка. Граф не спешил. Он примерно знал, что хочет сказать ему гость. Так и оказалось. Бывший воспитатель великого князя, а ныне императора сообщил, что уезжает в Тобольск. Это была ссылка, и камергер просил повлиять на императора с целью скорейшего его возвращения ко двору.

— Это все происки Остермана и Левенвольда, Ваше Сиятельство, но император меня любит. Уверен, он будет рад меня снова увидеть.

— Скажите, любезный Семен Афанасьевич, ведь вы много лет были воспитателем Петра Алексеевича. Неужели за прошедший месяц не смогли ни разу поговорить с ним напрямую?

— Увы, граф. Я был дружен с опальным генерал-полицмейстером Петербурга Антоном Девиером. Как только его арестовали — меня отлучили от двора и лишили возможности встретиться и поговорить с императором. Поэтому я и прошу вас напомнить Его Императорскому Величеству ещё раз о моей судьбе.

— Разумеется, дорогой друг, я сделаю это. Но скажите мне, вы знали Великого князя много лет, изучили как никто другой его привычки и характер. Скажите, сильно ли он изменился, став императором? А то ходят странные слухи.

— Да-да, граф. К сожалению, я могу довольствоваться только слухами о его теперешнем характере и поступках и мне сложно что-то утверждать.

— И все же. Вот, например знание английского языка? Откуда оно у Петра Алексеевича?

— Не ведаю о том. При мне никто Петра Алексеевича аглицкому языку не учил и сам он им не пользовался. Более того, говорят, что император и латынь превзошел, а ведь знал то он только буквы латинские да несколько слов. Писал письма русскими словами, но латинскими буквами.

— Любопытно. И как же вы можете объяснить это?

— Только чудом. В народе говорят, что на юного императора снизошла Божья Милость и вложила ему в голову мудрость великую!

— И что же ещё из чудесных изменений вы заметили в юном императоре?

— Говорят, стал песни сочинять, те, что гвардейцы поют. Правда, может, кто другой их придумал, а народ их Петру Алексеевичу приписывает. Гири вот у него появились необычные и занимается атлетикой с железяками, чего раньше не было. Бегает по утрам, а ведь всегда поспать любил подольше! Сейчас же говорят, что и не спит почти, все работает. Это мальчик то!

— Интересно.

— Помнит всех по именам, даже простых солдат или писарей в коллегиях. Петр Алексеевич способный мальчик, но как-то раньше не было у него такой памяти, да и не обращал он особого внимания на слуг и простых солдат вокруг. Молчит много и слушает, а когда говорит, то эдак рассудительно и мудро. Совсем не как мальчик. Говорят, предвиденьем обладает. Бискупа любекского от неизбежной смерти спас.

— Так может, не грозило ничего бискупу то?

— Не знаю. Может просто привиделось мальчику что, теперь и не проверишь, раз сам же своему предсказанию помешал.

Маврин пожал плечами.

— Продолжайте, прошу вас, Семен Афанасьевич.

— Охотой он раньше много увлекался, а теперь все с гвардейцами в походы ходит. Весь в деда, тот тоже с потешными солдатами в детстве забавлялся. В карты не играет, а ведь раньше любил, зато в шахматы стал часто играть, да неплохо играет, говорят. А ведь шахматы игра непростая, так сразу не научишься в них разбираться.