Петр II. Альтернативный. Петербург. (Дилогия) - Страница 71

— Старшую, Марию.

Оставшись наедине, Меншиков задумался. Последние месяцы дались ему тяжело. Иногда ему казалось, что забравшись на вершину власти, он попал под влияние страшных бурь и ветров, которые норовят унести в пропасть любого из тех, кто находится на такой высоте. Каждый день ожидать удара и наносить удары самому. Нет друзей, есть только возможные враги. Например, Петр Толстой, один из умнейших сподвижников Петра I, но он был замаран в истории с гибелью царевича Алексея больше других. Поэтому естественно противился восхождению на трон сына погубленного им царевича. Может быть, стоило тогда вместе с ним поддержать Анну Петровну. С нею было бы проще ладить, чем с нынешним императором. Но у нее был муж, хитрый голштинец, без мыла залезший в ближайшие родственники императора. И выбор был сделан в пользу скромного мальчика — великого князя. Выбор был правильным, но через какое-то время начались странности в поведении новоявленного императора, непонятные оговорки и речи, даже пророчества. Петр Алексеевич изменился неузнаваемо. Кто-то расчётливый, опасный, умный и совершенно чуждый поселился в теле одиннадцатилетнего мальчика. В какой-то момент Меншиков уверился, что это не Петр Алексеевич, а совершенно другой человек очень на него похожий. Когда и как произошла подмена, Меншиков не знал. Признав, что на троне империи сидит самозванец Светлейший князь долго не мог определиться, как он должен поступить. Приглядывался к действиям мальчишки, собирал слухи о том, что он говорит. Картина складывалась непонятная. Император-самозванец казалось интенсивно занимался двумя вещами — общался со множеством людей и постоянно писал какие-то бумаги. Не составило труда подглядеть в эти бумаги, но разобраться в многочисленных сокращениях было практически невозможно. Похоже, самозванец догадывался, что его бумаги могут подглядеть и делал текст понятным только для себя одного.

Размышления Меншикова прервало появление дочери.

— Здравствуйте, папенька. Как ваше здоровье?

— На поправку иду, Мария. Присаживайся и расскажи мне, какие у тебя отношения с Петром Алексеевичем?

— Не знаю даже, что и сказать, папенька.

— Вы уже целовались? Стихи он тебе пишет? Встречаетесь тайно?

— И ничего такого не было, папенька, это неприлично.

— Цыц, дура. Зачем спрашивается, между вашими спальнями дверь сделали? Чтобы легче было соблазнить Петра Алексеевича твоими прелестями! Почему он до сих пор сторонится тебя?

— Не знаю, папенька, я пыталась и даже приходила к нему в опочивальню, но он прогнал меня. Сказку странную рассказал и прогнал.

— Сказку рассказал? А ну ка поподробнее перескажи, что было.

Мария, краснея от смущения, рассказала историю ночной беседы с императором. Пересказала сказку и даже песню спела. Меншиков хмыкнул.

— Говоришь, сон королю приснился, и он передумал купца с дочерью прогонять за горы дальние, а прогнал чуть поближе?

— Да, как-то так он и сказал.

— Эк он завернул то, провидец малолетний! Тот король — он сам, а купец с дочерью — мы с тобой. Задумал Петр Алексеевич что-то плохое, да тебе проговорился.

— Да что вы такое говорите, папенька. Это просто сказка!

— Сказка, да с намёком. Ладно, иди уже, я думать буду.

Детский алкоголизм это отвратительно! Особенно с утра, когда просыпаешься неизвестно где и долго тупо смотришь в расписной потолок. Похоже на спальню в Летнем дворце. Со стоном сел и уткнулся взглядом в большую кружку, которую мне протягивал Лопухин. Выглядел он отвратительно свежо, хотя пил вчера не меньше остальных.

— Что это?

— Рассол. Пей, Петр Алексеевич, это поможет от похмелья.

Дрожащими руками взял кружку и выпил до дна. Затем слез с кровати и проковылял к большому зеркалу. На удивление, выглядел я лучше, чем ощущал. Бормоча «зарекался же пить и чего меня вчера черт дернул, прости господи?» я принялся одеваться. Обильные ночные возлияния не избавляли от необходимости утренней пробежки и водных процедур.

Пока бегал по аллеям Летнего сада, пялясь на расставленные повсюду скульптуры по мотивам басен Эзопа, я вспомнил, что к нашей компании, состоящей из меня, Вани, Феди и Никиты, вчера присоединились Петя Шереметев, Степан Апраксин и даже Сергей Голицын. Новичкам мы задавали сакраментальный вопрос «Апраксин, ты за государя или за Меншикова?» или «Ты с нами, Голицын, или против нас?» На такие серьезные вопросы от пьяной агрессивной компании невозможно ответить отрицательно. Уже потом, в процессе посещения трактиров Петербурга и пьяных песен на просторах реки, новые участники гулянки понимали, что готовится свержение ненавистного Меншикова. Я к тому времени был уже практически невменяем и пресечь распространение вредных слухов не мог. Детский организм алкоголь воспринимал плохо. Но теперь подозреваю, что больная от похмелья голова станет сегодня самой маленькой проблемой. Появление к завтраку озабоченного чем-то Остермана подтвердило мои опасения. Вздыхая и укоризненно покачивая головой, он без слов заставил меня покраснеть.

— Что сделано — то сделано, Андрей Иванович. Думаешь, наши пьяные угрозы дойдут до Меншикова, и он начнет действовать?

— Всё может быть, Петр Алексеевич. Если я услышал, то и ему доложили, скорее всего.

— Значит, пора действовать по нашему плану. Что скажут сенаторы?

— Долгоруковы, Алексей и Василий, безусловно, поддержат. Черкасский тоже, как и его тесть Головкин. В случае объединения Сената и Верховного Тайного Совета их группа усилится, особенно если приедут два сына Головкина, тоже сенаторы, и вернется Ягужинский. Мамонов поступит, как решит большинство. Позицию Салтыкова и Юсупова лучше уточнить заранее, так как без поддержки находящегося под их командованием Преображенского полка дело не сладится.