Петр II. Альтернативный. Петербург. (Дилогия) - Страница 67

Читал же я в основном деловые бумаги, приходящие в канцелярию и исходящие из неё. Просматривал разные регистрационные журналы. Всё как в любой другой конторе — много малопонятной информации, из которой я пытался вычленить какую-то систему и закономерности. Самыми толстыми фолиантами были фармакопеи, перечни лекарственных веществ. Первыми такие справочники пару сотен лет назад стали издавать итальянцы. В России же сейчас ориентировались на Лондонскую и Бранденбургскую фармакопеи, комплектуя в соответствии с ними столичные, гошпитальные и городские провинциальные аптеки. Количество наименований в одной фармакопее доходило до тысяч наименований, в основном из растительного сырья. Лекарств из сырья минерального было немного, так что, по сути, фармакопея это ещё и некий ботанический справочник. Вообще в эту эпоху шел взрывной рост в накоплении ботанических данных. Травы в Европу везли отовсюду, из Америки, Африки, Азии или вот как Мессершмидт недавно — из Сибири, а Буксбаум из Персии и Турции. Через тридцать лет, когда Линней издаст свою «Систему растений» речь пойдет уже о сотне тысяч видах растительного царства. Вместе с ростом числа аптек росло и количество аптекарских огородов (по сути тех же Ботанических садов). Петербургский такой огород занимал 25 десятин земли на Аптекарском острове.

Листая увесистые книжки на латинском языке, я прикидывал, как подготовить издание российской фармакопеи в ближайшие годы, а не через сорок лет. Только не на латыни, а на русском языке. Нужно также поменять используемые в фармацевтике Нюрнбергские меры веса на более внятные десятичные. Если в отношении мер длины я уже что-то подобное делал вместе с Нартовым, то меры веса (особенно аптекарские и ювелирные) требовали более осторожного подхода. Например, у англичан фунт делится на 12 аптекарских унций (которые не равны обычным унциям). Унции делятся на 8 драхм, составляя 1/96 английского фунта (как русский золотник составляет 1/96 русского фунта). Драхмы делятся на 3 скрупулы, а скрупулы делятся на 20 гранов. Никакой логики в таком делении я не вижу, поэтому, отталкиваясь от фунта, создадим десятичную систему. Правда, придётся этот фунт уравнять по весу с английским. Или это не патриотично? Такими досужими размышлениями я и занимался, фиксируя пока мысли в папочку «Меры веса, длины и прочие». Комиссия мер и весов в другой истории была образована только в 1736 г во главе с сыном канцлера Михаилом Головкиным. Я столько ждать не стану и какие-то свои соображения уже готовлю. Итак:

1. Приравниваем российский фунт английскому. Полезно для текущего экспорта, а в перспективе для закрепления в качестве международной единицы измерения.

2. Золотник теперь будет равен не 1/96 фунта, а 1/100. Можно его как-нибудь и по другому назвать, чтобы не путались люди.

3. Гран теперь станет 1/100 золотника или 1/10000 фунта. На треть «худее» британского грана.

Что касается фармакопеи, то придётся стандартизировать в справочнике подачу материала: название русское, название латинское, другие названия, ареал произрастания, способ сбора. Приготовления лекарства и хранения. При каких болезнях использовать (с этими болезнями, точнее с их диагностикой сейчас много белых пятен и непоняток), дозы и предельные количества. Ну и противопоказания. Кто бы еще этим всем занялся? Похоже, Ивану Лаврентьевичу Блюментросту добавится работы. Зато если сделают такое удобное медицинское руководство в ближайший год — можно будет менять его в соответствии с новыми достижениями науки. Например, в виде ежегодного журнала комментариев и исправлений по типу: «использование сей травки в адмиралтейском гошпитале привело к болезни почек в связи с передозировкой».

Бывая в Аптеке, я иногда принимал участие в приготовлении лекарств. Что-то толок в ступке, что-то варил в кастрюльках, отцеживал и переливал из колбы в мензурку и обратно. Поучаствовал в получении спирта с использованием простейшего перегонного куба. Дегустировать продукт не стал, хотя по маслянистым взглядам подмастерьев подозреваю, что перегонный аппарат у них не простаивает. Моё предложение перегнать в аппарате что-нибудь ещё кроме спирта ввергло всех в сомнение.

— Ну, например, горючую воду.

Нефть использовали как лекарство при кишечных, кожных, глазных, ушных заболеваниях и ревматических болях. Поэтому некоторые запасы горючей воды или густы, как в эти времена называли нефть, в Главной Аптеке всегда были. Вот только запах у нефти неприятный и после перегонки её в таком полезном аппарате использовать его для производства спирта стало бы затруднительно. Лица аптекарей скорбно вытянулись, когда до них дошло, что я собираюсь залить в перегонный куб! Но делать нечего и, хмыкнув, аптекарь Иван Грегориус дал отмашку помощникам начать процесс. Лет двадцать назад Иоганн Готфрид Грегори открыл первую частную Аптеку в Москве, потом перебрался в Петербург, где тоже стал аптекарем-первооткрывателем. Родственник Блюментростов, староста Немецкой слободы, поэт и философ. Давно когда-то Меншиков собирался даже жениться на его сестре, да умерла она рано. Сейчас Ягану за шестьдесят, но он по-прежнему бодр и авторитетен.

К суете, оживившей рутину лаборатории, подключился даже Ваня Долгоруков, выбравшийся из уголка в котором прикорнул, пока я пытался заниматься делами. Наверное, что-то было в моём голосе и интонации вдохновенное, раз он очнулся от дремоты и на время включился в процесс. Разожгли огонь во дворе. Вообще летом в городе с огнём не шутили и разрешали бытовые печи топить только раз в неделю. Мы же предусмотрели все меры пожарной безопасности. Поэтому вёдра с водой были всегда под боком, также как топоры и войлочные щиты. Старались пламя поддерживать ровное, нацедив за час первую порцию жидкости. Потом немного прибавили огня и получили еще немного жидкости в другой сосуд. Так поступали раз пять, всё больше увеличивая интенсивность огня. Уже поздно вечером, когда жидкая нефть в кубе превратилась в вязкий мазут, процесс остановили, а бутыли, пронумерованные по мере получения жидкости (то есть по росту температуры кипения), отнесли в лабораторию. По моим представлениям, первые бутыли содержали фракции бензина, а последние — керосин и дизельное топливо. Более точно пока не разберешься. Неизвестен был температурный режим, да и перегонный куб это не ректификационная колонна. Наверняка даже ступенчатое увеличение температуры нагрева не избавило результат от перемешивания разных фракций. Тем не менее, я постарался написать подробный отчёт об опыте, рассчитывая учесть его результаты в дальнейшем. Ограничился в описании полученных жидкостей только общими их свойствами: светлее, гуще, мутнее. Измерил то, что можно было замерить — объем (соответственно общее содержание фракции в нефти), плотность (которая не сильно росло у более высокотемпературных фракций). Через пару недель, разбив несколько пробных экземпляров, оптик Акдадемии Беляев по моему заказу сделал ртутный термометр для измерения высоких температур. Повозившись немного с установкой термометра на перегонный куб, мы повторили опыт. В этот раз помощником у меня был Гмелин, которого я оторвал от систематизации коллекции минералов Кунсткамеры. Надежда, что этот молодой шваб станет основателем российской химической науки была невелика, но других химиков у меня под боком не было. Грегориус староват, да и к тому же, как и другие аптекари он ориентирован на медицинское использование химических знаний, а мне нужны были люди с общенаучным виденьем химии. С другой стороны, специалистам порохового дела Батищеву и Корчмину не хватало академического образования, да и не хотел я отрывать их от тех задач, которые им поставил.