Петр II. Альтернативный. Петербург. (Дилогия) - Страница 68

В общем, во второй раз результаты опыта получились более внятные. Температурная шкала в термометре была ещё приблизительная, но помогала поддерживать постоянную температуру в котле. В итоге, доведя температуру до 250 градусов с шагом в 10 градусов, получили полтора десятка жидкостей. Керосин имеет температуру кипения в интервале 180–240 градусов Цельсия. С учётом погрешностей измерения первые фракции можно было считать бензином, фракции 170–190 градусов бензинокеросиновыми, далее керосин и с 230 градусов смесь керосина с дизельным топливом. Всё это было приблизительно и предстояло еще долго исследовать, но мне важно было выделить керосин, который в лампах был не так опасен как бензин и коптил меньше дизельных фракций. Оставив результаты опыта доводить до ума Гмелину, я переключился на конструирование лампы. По моим указаниям её спаял слесарь-жестянщик Василий Шершавин, один из рабочих Мастеровой избы Медицинской канцелярии. Предшественница будущего завода медицинских инструментов, изба располагалась на Аптекарском острове, где под руководством француза Луботье слесари изготавливали всякие металлические ножи, ножницы, иглы или, например, акушерские щипцы для аптек, гошпиталей и частнопрактикующих врачей. Когда я добрался к ним в гости, мне показали обширные делянки лекарственных трав и кустов, показали и саму мастерскую. Ничего особенного, четверо работников, горн, тигли, верстаки, наковальни. Луботье и Иван Блументрост угостили меня чаем из блестящего самовара. Я спросил, почём Исаев его им продал. Француз смутился. Оказывается, они сделали самовар сами, но только для собственного пользования, а не на продажу и никоим образом не нарушили привилегию «месье Исаев». Я успокоил хозяина, сказав, что у Исаева нет привилегии на продажу самоваров, а про себя удивился оперативности мастеров. Прошёл только месяц с момента памятной презентации мною самовара в доме Апраксина. Попросил позвать мастера. Им оказался Василий Шершавин, который вскоре перебрался с Аптекарского острова в токарню Летнего дворца для помощи мне в моих технических задумках.

Шершавин делал лампу из меди. Загибал листы металла вокруг деревянной формы аккуратными ударами молоточка. Паял оловом швы, подтачивал заусенцы напильником. Работа у него шла быстро. Я, поглядывая на уверенные движения мастера и размышлял о себестоимости изделия. Медь дорогой и достаточно редкий металл. По идее, более дешевая альтернатива — железо, из которого делают на плющильных станках жесть. Но обычная черная жесть быстро ржавеет. Немцы в Пфальце уже лет триста как научились лудить железо, получая белую жесть. Секрет белой жести они сохраняли строго, но уже полвека назад англичанин Эндрю Яррантон у них этот секрет выкрал. Тем не менее, белая жесть остается дорогим и полезным материалом и было бы неплохо повторить «подвиг» англичанина и освоить производство в России.

Суть процесса лужения жести состояла из нескольких стадий. Вначале листы черной жести очищают от окалины и жиров. Окалина (пленки оксида железа) растворяется в кислотах, а жиры удаляются щелочами. У немцев это делалось вручную с помощью винного камня (побочный продукт производства вина, соль с кислыми свойствами), а затем выдерживанием несколько суток в растворе молочной кислоты (получаемой из браги). Полагаю, если поэкспериментировать немного с кислотами и щелочами (которые у меня уже есть благодаря Батищеву) можно ускорить этот процесс или хотя бы повторить.

На второй стадии лужения листы покрывают флюсом. Лучший флюс в лужении — нашатырь, один из экспортных российских товаров. Флюс помогает олову скрепляться с железом, хотя немцы, кстати, флюса не использовали. Вот собственно и вся технология помимо окончательной полировки поверхности. Есть ещё какие-то тонкости с защитой олова от окисления слоем сала. Вроде как опускание в ванну с оловом чередовали с опусканием в ванну с холодной водой, для удаления лишнего олова с поверхности. Возможно, перед опусканием в воду поверхность и покрывали салом.

Таких теоретических знаний у меня в голове много, но разработать из этого технологию сразу не получится. Нужны эксперименты с моим личным участием, нужны химики-практики вроде Батищева, нужны учёные-химики, каким станет со временем Гмелин. Но Батищев занят экспериментами с бумагой, Гмелин пишет работу по нефтяным фракциям. Кого бы использовать для опытов с металлом? Поискать среди пробиреров берг-коллегии или монетной канцелярии? Или выманить из Европы кого-то? Я уже подготовил черновой список молодых ученых, которые ещё не нашли себе достойного места работы у себя в стране. Среди химиков мне были интересны двое: парижский аптекарь Руэль (один из будущих учителей Лавуазье) и восемнадцатилетний берлинец Маргграф. Оба в будущем прославились многочисленными опытами и открытиями. Еще думал привлечь как-то английского часовщика Гентсмана, будущего изобретателя тигельной плавки стали, но в отличии от двух других англичанин кроме этого открытия больше ничем не прославился. Смысл его тащить в Россию, если суть этого секрета я итак знаю? Лучше подкину эту идею молодому Ивану Шлаттеру, пробиреру монетной канцелярии. Полагаю, если он прославился в монетном деле, то с моей помощью справится и с организацией производства качественной стали для инструментов. Ну и поможет в развитии химической науки.

Жаль, мои знания химии очень поверхностны. Я знаю основные вехи развития науки, людей которые этим занимались, знаю суть некоторых технологий, но всё это поверхностно и дилетантски. Придётся проходить все этапы химических исследованиий и в моей власти только ускорить их прохождение. Я успел уже полистать «Курс химии» Николя Ламери по которому учился ещё мой дед. Несколько лет назад появились новые учебники. Один написал знаменитый врач Бургаве. Точнее кто-то из его студентов догадался опубликовать его лекции, причем, не спросив автора. Второй автор — берлинец Георг Шталь, изобретатель теории флогистона, достаточно ловко объясняющей процессы горения. Теория далека от действительности, но на практике полвека устраивала большинство химиков-практиков до открытия кислорода. Ближайшие десятилетия станут временем накопления химических знаний, многочисленных качественных и количественных исследований различных веществ. Как бы мне ускорить проведение всех этих опытов? Ну, допустим я могу обеспечить лабораторию Академии приборами. Есть уже термометры. Ледяной калориметр для вычисления тепловых свойств веществ используют уже полвека. Несложно сделать бюретку (это такая мензурка с делениями) для титрования (вычисления количества вещества, вступившего в реакцию). Описание пневматической ванны для исследования газов в этом году опубликовал англичанин Гейлс. Вот собственно и всё — выбирай любой булыжник из коллекции минералов Кунсткамеры и разлагай его на составляющие. Или с помощью бюретки исследуй количество взаимодействующих друг с другом кислот, щелочей и солей. Ну и свойства разных газов открывай с помощью пневматической ванны. Бедный Гмелин! Он думает, что ближайшие два года он будет заниматься только перегонкой нефти и описанием получающихся веществ!