Дальше была церемония преподнесения цветов царицы бала, которой Апраксин объявил Марию Меншикову. Управление танцами и оркестром взял на себя распорядитель бала, известный в городе танцмейстер. Он почтительно спрашивал разрешения у царицы бала, девушка благосклонно кивала и распорядитель объявлял громким голосом название нового танца: польский, менуэт, англез, аллеманд, контрданс. Первый танец, польский, император возглавил лично. Представлял он собой парное шествие, во время которого, под торжественную музыку, участвующие важно вышагивали, кланялись и делали реверансы. Шествие прошло через зал, вышло в сад длинной змеёй и вновь вернулось обратно в бальный зал. Оркестр кочевал вместе со всеми. Второй танец, менуэт, танцевали только несколько самых ловких пар, а гости разбрелись по комнатам дворца или столпились у стен и окон, наблюдая за действиями танцующих. Партнеры чередовали мелкие шажки и изящные фигуры. В англезе шла пантомима ухаживания кавалера за дамой, которая то убегала, то застывала в соблазнительной позе. В аллеманде, немецком танце, кавалеры крутили дам, держась то за руки, то за талию. Причём музыка в ритме марша становилась всё более оживлённой. В английском контрдансе пары выстраивались в две линии и с поклоном менялись местами.
Позже гостей пригласили кушать за длинные, заставленные горами еды столы. Здесь, за столом, Андрей неожиданно оказался рядом со своим знакомым Андреем Нартовым. Оказывается, он недавно вернулся из Москвы и вновь занялся работой в токарне Летнего дворца, обучая внука Петра Великого работе с деревом и металлом. У Беэра и Нартова оказалось много тем для обсуждения. Они не пошли уже смотреть возобновившиеся танцы и продолжали интересную беседу, пока какая-то статс-дама не заявила, что на ассамблеях неприлично обсуждать дела. Было уже поздновато, и Андрей решил покинуть бал, пообещав Нартову заглянуть в токарню на следующий день.
Быть одним из главных участников шоу под названием «летняя ассамблея у Апраксина», мне быстро надоело. На троне в бальном зале я высидел только до ужина. И поговорить толком ни о чем не получится. Поэтому весь вечер я занимался разглядыванием придворных да вопросами, кто есть кто, на которые приходилось отвечать либо Апраксину, либо Остерману, стоявшим поблизости. В основном меня интересовали мужчины, хотя бал был царством их жён и дочерей. В эти времена ассамблеи ещё не стали чисто дворянским мероприятием. Попадались группы купцов и даже несколько мастеровых побогаче. Доминировали, однако, военные и чиновники.
Среди одной из групп морских офицеров заметил Андрея Беэра, которому недели три назад поручил создание паровой машины. Интересно, как у него продвинулись дела. Рядом с Беэром Апраксин указал мне на ряд примечательных личностей, которые в будущем станут заметными военными и гражданскими деятелями.
Василий Алексеевич Мятлев сейчас пока тридцатилетний капитан 3 ранга, но в 50-х годах прославится как сибирский губернатор, основатель Иркутской навигационной школы и организатор исследования низовьев реки Амур, которые оставались пока китайской территорией.
Семён Иванович Мордвинов пока унтер-лейтенант. В сороковых годах на основе бумаг самого Апраксина заложит основы Государственного архива морского флота, в 1769 г подготовил удачную экспедицию русской эскадры в Средиземное море и дослужился до чина адмирала.
Князь Михаил Андреевич Белосельский такой же унтер-лейтенант, как и Мордвинов. Несколько раз попадёт в опалу, но уже через двадцать лет возглавит Адмиралтейств-коллегию и прославится введением на флоте белого мундира. Не уверен насчёт его деловых качеств, но в годы службы в Оренбурге о нём будет хорошо отзываться Василий Татищев.
Василий Афанасьевич Дмитриев-Мамонов уже успел повоевать в баталиях Северной войны и сейчас состоит советником Адмиралтейств-коллегии. В 1736 году сотни построенных им казачьих лодок помогут взять у турок Очаков.
Полагаю, нужно использовать моё послезнание для ускоренного продвижения таких вот молодых и энергичных к управлению страной. Пока же попросил Апраксина во время скорого ужина усадить рядом Беэра и Нартова. Фёдор Матвеевич с интересом взглянул на обоих и подозвал кого-то из слуг шепнуть указание.
На следующий день первым с утра явился мой воспитатель Остерман. До Петербурга добралась новость о смерти короля Англии Георга I.
— Чем это нам грозит? Что может измениться со сменой короля в английской политике, Андрей Иванович?
— Вряд ли изменения будут большие. Вероятно, поменяется правительство. Английские короли обычно правят с помощью доверенных людей. Глава партии вигов канцлер Роберт Уолпол получит ещё больше власти. Тори потеряют своё оставшееся влияние. Во внешней политике виги стараются не влезать в войны, а значит скоро можно ожидать мира Англии и Испании. Возможно, Ганноверский союз распадётся, если Франция решит, что её противоречия с британцами сильнее, чем с австрийцами и испанцами. Если у нас будет конфликт с поляками или шведами, есть надежда, что англичане в него не станут влезать. Вполне вероятно также, что нам удастся наладить нормальные дипломатические отношения с Англией и добиться от них признания вашего императорского титула.
— Понятно. Полагаю, мы можем сделать ни к чему ни обязывающий дружественный жест, послав наследнику британской короны мои соболезнования.
— Это хорошая идея, Ваше императорское величество.
— Учусь у тебя, Андрей Иванович. Но в Англии сильна власть Парламента. Нужно отправить отдельное соболезнование и в его адрес, но от лица нашего Сената.